Сто тысяч польских шпионов

Неосталинизм становится одним из основных политических течений в современной России. Часть вторая

Продолжение. Начало см. в № 25 (647) от 26 июня – 2 июля 2013 г.

Рассмотрим статистику одиозной «польской» операция НКВД 1937-1938 гг. Мною были проанализирован и систематизирован широкий комплекс источников по теме, в том числе научные монографии по «польскому шпионажу», привлекающие данные из российских, украинских, белорусских, польских архивов.

Первый национальный

Справка на арест одного из «100 тысяч польских шпионов».

Оперативный приказ НКВД СССР № 00485 от 11 августа 1937 года о начале «польской» операции содержал главные положения, которые легли в основу последующих аналогичных приказов по «национальным» линиям.

Преамбула подобных приказов состояла из утверждений об активизации на территории СССР деятельности разведорганов соответствующей страны и перерастании этой деятельности на современном этапе из разведывательной в диверсионно-террористическую и повстанческую.

В приказе обязательно был указан точный перечень репрессируемых «контингентов», определялись сроки проведения операции и формы отчетности по ней. Предписывался и особый (впервые вводимый в практику НКВД) порядок осуждения – «альбомный», когда работники управлений НКВД на местах по окончании следствия составляли справки – «альбомы» на осужденных с разбивкой их по категориям (расстрел или заключение в лагерь на 5–10 лет).

В дальнейшем эти справки, скомплектованные в специальный список («альбом»), подписывали, поддерживая или корректируя предложенные меры наказания, начальник УНКВД или нарком внутренних дел республики и местный прокурор, затем «альбом» направлялся в Москву, где окончательное решение выносили нарком внутренних дел и прокурор СССР (Ежов и Вышинский). Приговоры исполнялись по возвращении «альбомов» в местные УНКВД.

Приказ предусматривал внесудебное решение дел арестованных по спискам с кратким изложением сути обвинения. «Все арестованные по мере выявления их виновности в процессе следствия» подлежали подразделению на две категории:

а) к первой относились «все шпионские, диверсионные, вредительские и повстанческие кадры польской разведки», подлежавшие расстрелу;

б) ко второй категории – «менее активные из них», подлежавшие заключению в тюрьмы и лагеря, сроком от 5 до 10 лет» [ 21].

Приказ 00485 был утвержден Политбюро ЦК ВКП(б) 9 августа 1937 г. (П51/564), 11 августа подписан Ежовым и после этого вместе с закрытым письмом «О фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР» [ЦХСД. Ф. 6. Оп. 13. Т. 6. Л. 8–51], также предварительно одобренным Сталиным и подписанным Ежовым, был разослан во все местные органы НКВД.

Необходимость одновременного издания этих двух документов была продиктована некоторыми особенностями предстоящей операции.

Предыдущий оперативный приказ № 00447, изданный 30 июля 1937 г., вышел без всякого сопроводительного письма. Он не требовал такого подкрепления.

Во-первых, потому, что ему предшествовала месячная интенсивная подготовка (учет контингентов, подлежащих аресту, переписка по составам «троек», корректировка лимитов на аресты и расстрелы и т. д.).

Во-вторых, и это важнее, приказ этот был по своей направленности совершенно ясен не только руководителям, но и рядовым работникам НКВД, которым предстояло его осуществлять. Он был направлен против привычных для них категорий лиц — кулаков, уголовников, членов бывших политических партий, духовенства и т. д., то есть именно против тех, кто всегда считался в СССР «враждебным элементом» и кого они арестовывали и осуждали многие годы.

Не нов был и способ осуждения (местные «тройки»), опробованный частично в 1920-е гг., а повсеместно — в эпоху коллективизации. Таким образом, приказ 00447 выглядел скорее естественным завершением, «последней точкой» в деле уничтожения «традиционных» врагов советской власти, чем чем-то принципиально новым. В приказе поражали разве что заданность цифр и их масштаб (за четыре месяца по Союзу следовало арестовать, провести следствие и исполнить приговоры в отношении почти 300 тысяч человек).

Совсем иначе должен был восприниматься приказ 00485. Несмотря на то, что речь там велась не о поляках как таковых, а о польских шпионах, все-таки из него следовало, что под подозрением оказывается едва ли не все польское население СССР, а это довольно трудно увязывалось с официально провозглашаемыми государством интернационалистскими лозунгами. К тому же среди сотрудников НКВД было немало поляков.

Не могли не вызвать вопросов и отдельные формулировки, касающиеся категорий лиц, подлежащих аресту, например: все перебежчики или все бывшие военнопленные. Не те из них, кто подозревается во враждебной деятельности, а именно все. В практике ОГПУ–НКВД такого рода директива была новацией.

По признанию А. О. Постеля, сотрудника УНКВД по Московской области, «когда нам, начальникам отделений, был зачитан приказ Ежова об аресте абсолютно всех поляков (о всех поляках в приказе не говорилось, но характерно, что было услышано именно это. — Авт.), польских политэмигрантов, бывших военнопленных, членов польской коммунистической партии и др., это вызвало не только удивление, но и целый ряд кулуарных разговоров, которые были прекращены тем, что нам заявили, что этот приказ согласован со Сталиным и Политбюро ЦК ВКП(б) и что нужно поляков громить вовсю».

Найти и арестовать всех поляков

Мария Антоновна Маковская. Осуждена «двойкой» как «член Польской организации войсковой» 21.11.1937, расстреляна 01.12.1937 в Красноярске.

Тридцатистраничный текст письма, насыщенный именами и фактами, рисовал фантастическую картину деятельности польской разведки на территории СССР на протяжении двадцати лет: эта деятельность направлялась и осуществлялась Польской военной организацией (ПОВ) вместе со Вторым (разведывательным) отделом Польского генштаба; агенты ПОВ с давних пор захватили руководство компартией Польши и польской секцией Коминтерна, проникли во все звенья советского государственного аппарата (включая НКИД, НКВД, РККА); с их помощью в Союз из Польши под видом политэмигрантов, обмененных политзаключенных и перебежчиков были переброшены тысячи новых агентов, создавших, в свою очередь, множество шпионско-диверсионных групп, вербовка в которые в основном осуществлялась в среде местного польского населения; руководил всей этой сетью московский центр, действующий по указке Варшавы, однако отдельные группы или лица были связаны с Варшавой — непосредственно или через консульства Польши в СССР.

«Головка» организации «к настоящему времени» (то есть к августу 1937 г.) уже считалась разгромленной, и основной задачей органов НКВД, как она была сформулирована в преамбуле к приказу, стала «полная ликвидация незатронутой до сих пор широкой диверсионно-повстанческой низовки ПОВ и основных людских контингентов польской разведки в СССР».

Соответственно этой версии и перечислялись в приказе шесть намеченных к аресту категорий:

1. «Выявленные в процессе следствия и до сего времени не разысканные активнейшие члены ПОВ по прилагаемому списку».

Следствие по делу ПОВ интенсивно велось в Центральном аппарате НКВД СССР с конца 1936 г., в конце июля 1937 г. полученные под пытками признательные показания нескольких десятков наиболее видных арестованных были сгруппированы в специальные тома, материалы которых, вместе с посвященными ПОВ тезисами доклада Ежова на июньском Пленуме ЦК ВКП(б), были использованы при составлении как приказа 00485, так и «закрытого письма».

Одновременно из тех же показаний были извлечены имена, которые затем вошли в прилагавшийся к приказу список «не разысканных активнейших членов ПОВ». Часть показаний, кроме того, была размножена и разослана по органам НКВД вместе с приказом 00485 и «закрытым письмом».

2. «Все оставшиеся в СССР военнопленные польской армии».

В основном поляки-военнопленные советско-польской войны 1919–1920 гг. вернулись в Польшу в начале 1920-х гг., но некоторое их число (по предположительной оценке, от 1,5 тысяч до 3 тысяч) оставалось в СССР и к середине 1930-х гг.

3. «Перебежчики из Польши, независимо от времени перехода их в СССР».

Экономические, социальные, семейные, а также политические обстоятельства определяли непрерывный на протяжении многих лет поток беженцев из Польши в СССР. Как правило, беженцы относились к беднейшим слоям польского населения.

Перебежчики (а в эту категорию включались все нелегально перешедшие госграницу на территорию СССР, независимо от того, были они задержаны погранохраной или добровольно заявили о себе) подвергались обязательной проверке, в процессе которой происходила сортировка: одних отправляли («перебрасывали») назад в Польшу, других арестовывали по подозрению в шпионаже, контрабанде или иных преступлениях, третьих, членов революционных организаций, имевших соответствующие рекомендации, освобождали и разрешали им повсеместное проживание в СССР, наконец, четвертых (а их было более всего), которые, с одной стороны, имели право просить и получить в СССР убежище (круг этих людей был широк, сюда входили, например, дезертиры из армии), а с другой, не имели касательства к революционному движению, также освобождали, но расселяли и трудоустраивали в определенных областях.

Там они в течение трех лет находились на оперативном учете (то есть под наблюдением) в соответствующем органе ОГПУ–НКВД, куда должны были периодически являться на регистрацию, после чего, как правило, с учета их снимали, оформляли им советское гражданство, и они могли свободно менять место проживания.

Централизованного учета перебежчиков из Польши не велось, неизвестна была даже их общая численность (Ежов, выступая в январе 1938 г. перед руководящим составом ГУГБ НКВД, высказал предположение, что их несколько более 100 тысяч), и к 1937 г. следы очень многих из них затерялись, так что именно поиски перебежчиков стали едва ли не главной заботой НКВД в ходе реализации «польского» приказа.

4. «Политэмигранты и политобмененные из Польши».

5. «Бывшие члены ППС и других польских политических партий».

Именно согласно этим пунктам приказа 004485 был уничтожен почти весь рядовой состав польской коммунистической эмиграции в СССР, а также другие польские политические активисты, в особенности те, кто на каком-то этапе жизни был связан с Польской партией социалистичной (ППС), возникшей еще в 1892 г. и в своей долгой истории многократно делившейся, объединявшейся, дробившейся на фракции и группы и т. д.

По поводу же обмененных заключенных (такие обмены между Польшей и СССР происходили в 1920–1930-х гг. на основании специальных соглашений, заключенных в 1923–1924 гг.; польских политзаключенных меняли, в частности, на арестованных в СССР ксендзов) «закрытое письмо» решительно утверждало, что практически все они агенты ПОВ и что аресты их в Польше были специально инсценированы с целью последующего внедрения в СССР5.

6. «Наиболее активная часть местных антисоветских и националистических элементов польских районов».

Кроме перечисленных категорий, приказ 00485 требовал прекратить освобождение из лагерей лиц, осужденных по обвинению в шпионаже в пользу Польши. Материалы на них за два месяца до конца срока следовало предоставлять в ГУЛАГ, откуда их передавали в Особое совещание при НКВД СССР (ОСО) для вынесения новых приговоров.

Первоначально на осуществление «польского» приказа отводилось три месяца — операция должна была начаться 20 августа и закончиться 20 ноября 1937 г. Но этот срок постоянно продлевался вместе со сроками на проведение других «операций по нацконтингентам» — вначале до 10 декабря, затем до 1 января 1938 г., до 15 апреля и, наконец, до 1 августа 1938 г. Исключение составила Белоруссия, которой было разрешено продлить эти операции до 1 сентября. [ 22]

Почти все упомянутые категории, подлежащие аресту, так или иначе «привязывались» к польской разведке. Хотя в ходе реализации приказа 00485 арестовывали не только по обвинению в шпионаже, во внутреведомственной переписке ГУГБ НКВД данная репрессивная акция именовалась как «операция по польскому шпионажу» и большинство обвинений касались именно шпионской и разведовательной деятельности.

Не случайно основной целью госбезопасности, как она была определена во вступительной части приказа, стала именно «полная ликвидация незатронутой до сих пор широкой диверсионно-повстанческой низовки ПОВ и основных людских контингентов польской разведки в СССР».

Подведем статистический итог: по «польской операции» в течение 1937–1938 гг. было арестовано около 143 тыс. человек, осуждено 139 815 чел., из которых 111 071 приговорены к расстрелу [ 23].

По своему общему итогу это была самая кровавая «национальная операция» в абсолютных цифрах. По данным переписи 1937 г., в стране проживало 636 тыс. поляков, в т. ч. 92 тыс. — в РСФСР. Из них репрессиям подверглась почти пятая часть [ 24].

Причем в рамках польской операции были осуждены далеко не только представители польского этноса: пострадали русские, белорусы, украинцы и ряд других народов, хотя все-таки подавляющее большинство было именно поляками.

Такова, в общих чертах, точка зрения исследователей на «польскую операцию» НКВД 1937-1938 гг., основанная на архивных данных и статистической отчетности советских спецслужб.

Этот повар любил острые блюда

Александр Викентьевич Бобович. Осуждён «двойкой» 23.05.1938 по ст. 58 – 7, 9, 10, 11 (как «участник польской националистической диверсионно-вредительской группы»). Расстрелян 15.10.1938 в Красноярске.

Есть два принципиальных вопроса.

1. Какова была действительная роль Политбюро и лично тов. Сталина в инициации и координации репрессий 1937-1938 гг.?

2. Каков же все-таки был масштаб фальсификаций уголовных дел по политическим обвинениям в этот период, какой фиксируется условный баланс между теми, кто пострадал безвинно и кто действительно был репрессирован «обоснованно»?

На первый вопрос вполне однозначный ответ дал один из самых известных специалистов по изучению СССР 1930-х годов, уже упоминавшийся мной доктор исторических наук Олег Хлевнюк: «Получив практически все ключевые документы о массовых репрессиях 1937-1938 гг., мы имеем все основания рассматривать «Большой террор» как серию централизованных, спланированных и проводимых на основании решений Политбюро (фактически Сталина) массовых операций по уничтожению так называемых «антисоветских элементов» и «контрреволюционных национальных контингентов».

Их целью была ликвидация «пятой колонны» в условиях обострения международной обстановки и нараставшей угрозы войны. Именно поэтому большая часть арестованных в 1937-1938 гг. (по меньше мере, около 700 тыс. человек) были расстреляны. Ни в один другой период советской истории таких массовых расстрелов не было.

Исключительная роль Сталина в организации этого всплеска не вызывает сомнений и абсолютно подтверждается всеми документами. Сформулируем мысль еще более определенно. Всё, что известно сегодня о подготовке и проведении массовых операций 1937-1938 гг., позволяет утверждать, что без приказов Сталина «Большого террора» просто не было бы, а массовые репрессии (несомненно, характерные для сталинской системы в целом) оставались бы на том «среднем» или «выше среднего» уровне, который наблюдался в середине 1930-х годов, а затем с 1939г. вплоть до смерти Сталина» [ 25].

А вот со вторым вопросом до сих пор для очень многих все далеко не так очевидно.

Если «сталинистам» или людям, пытающимся «выделять хорошее и плохое» в расстреле по тысяче человек в день, удастся доказать на аутентичных источниках, что в СССР в 1930-е годы действовали сотни тысяч шпионов иностранных разведок, то тогда все эти отвлеченные рассуждения о неком «засилье» шпионов и врагов, рационализирующие расстрел тысячи человек в день в течении года, начнут обретать хотя бы в первом приближении какую-то логику (хотя можно спорить об эффективности подобных методов борьбы с врагами государства и самое главное, о моральной подоплеке подобной репрессивной практики).

Только при соблюдении достойного доказательного уровня в аргументах в действиях НКВД можно выделять положительную и отрицательную стороны.

Если же этот уровень не будет достигнут, то выяснится, что НКВД «перестаралось», причем настолько, что поставило антирекорд по количеству сфабрикованных дел на фоне всех остальных служб гоcбезопасности мира.

В результате получится коллапс логики и здравого смысла, причем именно с «объективной позиции» самих же неосталинистов. И, более того, совершенно иррациональная апология и потворство беспрецедентному преступлению в истории отечественных органов госбезопасности.

В разных вариантах неосталинской апологетики в ход идут как отвлеченные откровенное демагогические и отдающие безумием экзерсизы Проханова, Кургиняна, Мухина и им подобных, так и более-менее наукообразное изложение каких-то фактов и цифр, со ссылками на источники.

Также в особую категорию аргументов стоит выделить абсурдные и конспирологические сентенции на тему «все архивы и вся статистика подделана троцкистами / белогвардейцами / либералами / Горбачевым / академиком Яковлевым / ЦРУ / врагами СССР / праволевацкими уродами». Эти рассуждения заслуживают отдельной статьи и анализировать их в рамках данной работы я не буду.

И если первой категории «сталинистов-метафизиков» возражать не имеет никакого смысла, то аргументы «наукообразных» сталинистов разобрать все-таки стоит.

Умолчание как орудие пропаганды

Викентий Викентьевич Лякс. Родился в 1893 г. в Витебской губернии. Проживал в г. Красноярске. Работал плотником на асбестовом руднике. Арестован 24.12.1937. Предъявлено обвинение в контрреволюционной деятельности, шпионаже и разведке в пользу Польши. Приговорен 03.02.1938 комиссией НКВД и прокурором СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 20.02.1938 в г. Красноярске.

Я хочу более детально проанализировать именно такую «наукообразную» апологетику сталинской эпохи.

Не так давно, в 2010 году, довольно известный в узких кругах питерский публицист Игорь Васильевич Пыхалов, известный своими неосталинскими взглядами, выпустил новую книгу, «Великий оболганный вождь», вышедшую в серии с говорящим названием «Сталинист» в издательстве Яуза [ 26].

И. Пыхалов среди сонма неосталинских публицистов примечателен тем, что пытается строить свои статьи, опираясь на архивные источники и дает к своим работам ссылки. Другое дело – его крайне специфическая трактовка и еще более избирательная подача фактов. Книга и статьи И. Пыхалова послужат нам здесь чуть ли не идеальной иллюстрацией современного «наукообразного» неосталинизма.

В силу того, что И. Пыхалов трактует все исторические события в соответствии со своей политической позицией, его работы обнаруживают поразительный уровень, условно говоря, непрямой фальсификации. В его построениях, при всей кажущейся документальности, полным полно некорректных и неподкрепленных источниками обобщений.

В книге Пыхалова есть отдельная глава, посвященная деятельности иностранных разведок против СССР, где, в частности, автор доказывает, что засилье иностранных шпионов в 1930-е годы в СССР было настолько серьезным и всепроникающим, что расстрелять этих шпионов было просто необходимо, несмотря на возможные промахи, эксцессы и перегибы, – ведь скоро Великая Отечественная война.

Если внимательно прочитать ту часть книги «Великий оболганный вождь», где говорится о польском шпионаже, бросится в глаза один любопытный нюанс. Никаких архивных польских данных Пыхалов о так называемой «Польской Организации Войсковой» (за членство в которой и расстреливали в конвеерном порядке в 1937-1938 гг.) не приводит. Только документы ОГПУ-НКВД. Почему?

Ответ довольно прост. Ключевой факт: последнее упоминание в архивных польских (и любых других) источниках о «ПОВ» относится к началу 1920-х годов.

Дело в том, что по всем доступным источникам – австрийским, польским, немецким – «Польская Организация Войсковая» распалась, как таковая, еще в 1922 году. «ПОВ», якобы действующая в СССР в 1930-е, – измышление Ежова в его знаменитом фантасмагорическом письме о деятельности польской разведки в СССР на имя Сталина перед «польской массовой операцией», призванной разбить «пятую колонну» среди поляков, проживающих на территории СССР.

Так что сталинистам стоит привести всего лишь доказательства существования «ПОВ» в 30-е годы XX века в СССР, чтобы не выглядеть глупо.

Но не надо опираться на протоколы следователей ГУГБ НКВД. С таким же успехом в споре о существовании чертей можно привести в качестве доказательства протоколы допросов Святой Инквизиции, где люди признавались в том, что ездили с чертями по ночному небу и бражничали с дьяволом.

Пока в исторической науке принято считать «ПОВ» распавшейся в начале 1920-х. Единственными источниками, которыми существование ПОВ в 1937 г. подтверждается в СССР, является письмо Ежова и выбитые под пытками признания «псевдополяков». И всё.

И до той поры, пока апологеты репрессий не приведут хотя бы одного архивного документа из польских архивов о том, что «ПОВ» действовала в СССР в 1930-е годы, будем считать, что они не имеют ничего против того, что в СССР 1937-1938 гг. массово арестовывали и расстреливали за принадлежность к несуществующей организации.

И. Пыхалов приводит много разной информации о единичных шпионских делах, пытаясь убедить читателя в том, что Польша массово шпионила в СССР.

И, действительно, Вторая речь Посполитая в СССР в 1930-е годы имела какое-то количество агентов. Но фундаментальный вопрос: какое конкретно точное количество? И вот как раз об этой статистике, необходимой для адекватной оценки «симметричности» деятельности НКВД по «польской» линии И. Пыхалов «удобно» умалчивает. А умолчание, напомню, главное орудие пропаганды, как говаривал Геббельс. 

«Итоги операции по польской агентуре»

Я прибегнул к принятому в исторической науке методу верификации данных, а именно к сравнению информации из альтернативных, максимально удаленных друг от друга источников.

В данном случае – решил проверить, насколько статистические отчеты ГУГБ НКВД об общем итоговом количестве пойманных в 1937-1938 гг. шпионов в результате «польской операции» «бьются» с данными польских архивов о кадровом и агентурном ресурсе 2-го отдела Польского Генерального штаба, внешней разведки Польской республики в 1920-1939 гг., т. е. банально сопоставить цифру вскрытых «шпионов» с реальным количеством польских разведчиков в СССР в интересующий нас период.

Основным источником о польской разведывательной работе против СССР были и остаются исчерпывающие работы польского историка Анджея Пеплонского, прежде всего, его монография «Wywiad Polski na ZSRR 1921-1939» [ 27], основанная на богатом архивном материале, где отложились данные по так называемой «двуйке», тому самому 2-му отделу Польского Генштаба, внешней разведки Второй Речи Посполитой, против действий которого в том числе и затевалась «польская операция» в 1937-1938 гг.

В частности, на страницах 126-127 Пеплонский приводит полный список польских резидентур на территории СССР за период 1927-1937 гг., основываясь на данных из польских архивов.

Именно оттуда таблица перекочевала в книгу Пыхалова, где он ее приводит по Сiдак B. C., Вронсъка Т. В. Спецслужба держави без территорii люди, подii, факти [ 28].

Некритически мыслящий читатель уже готов поверить в оправданность таких мер, как массовые расстрелы польских шпионов в конвеерном порядке. Все эти коварные капитаны Владиславы Мишневичи и ротмистры Александры Спишинские, шляющиеся по Киеву, вынюхивающие и вербующие, уничтожающие мощь и перспективу советского государства.

Сразу после таблицы в своей книге Пыхалов приводит довольно разумный комментарий, потому что опирается на документ: «Как мы видим, в период с 1927 по 1939 год на советской территории действовали 46 польских резидентур. Разумеется, не все они существовали одновременно. Тем не менее, общий счёт польским шпионам шёл на многие сотни. И это без учёта агентов пограничной разведки, действовавшей самостоятельно» [ 29].

Судя по книге Пеплонского, если у резидентуры было на связи хотя бы несколько реальных (не подставных) агентов, то это уже был большой успех. При этом большинство резидентур работало очень недолго, буквально по несколько месяцев, и в основном в период короткой «оттепели» 1932-1935 годов.

Резюмируем. И. Пыхалов утверждает, что с 1927 по 1939 г. в СССР было:

1. 46 резидентур внешней разведки Польши (второго отдела Польского генштаба, так называемой «двуйки»).

2. Эти резидентуры не существовали одновременно.

И самое главное:

3. Счет шпионов шел на многие сотни.

А теперь давайте заглянем в документы НА РБ (Национального архива республики Беларусь). А именно в отчет от 12 декабря 1938 г. «Об итогах операции по польской, немецкой и латвийской агентуре в БССР, проводившейся в период август 1937 г. – сентябрь 1938 г. на основе приказов НКВД СССР» за подписью заместителя начальника 3-го отдела УГБ НКВД старшего лейтенанта госбезопасности Ларина:

«Итоги операции по польской агентуре:

1. Всего арестовано польских шпионов, диверсантов и участников повстанческих организаций — 21 407 чел.

Из общего количества было арестовано за время:

а) с 24/VI-37 по 1/1-1938 — 12 052

б) с 1/1-38 по 1/IV-38 г. — 3689

в) с 1/VI-38 г. по 1/Х-38 г. — 5666.

2. В процессе проведения операции по польской агентуре было освобождено за недоказанностью — 451.

3. По этой операции было изъято и разоблачено:

перебежчиков из Польши — 3088

польских легионеров — 894

политэмигрантов — 468

бывш. контрабандистов, лично бывших в Польше, — 1024

бывших членов польских политических партий — 94.

4. Следствием вскрыто и ликвидировано:

а) шпионских резидентур — 467 (! – прим. Авт.)

б) шпионов — 13 042 (! – прим. Авт.)

в) диверсантов — 2679

г) разоблачено повстанцев и участников «ПОВ» — 4425. Повстанцы были объединены в 522 повстанческие группы, которые входили в 11 разветвленных повстанческих организаций

д) контрреволюционного националистического актива польских колоний — 575 чел» [ 30].

Итак.

Лишь в одной многострадальной Беларуси c августа 1937 года по сентябрь 1938 года было арестовано и ликвидировано 13 тысяч польских шпионов и – внимание – вскрыто 467 резидентур коварной, всемогущей и архимощной польской разведки и 4425 человек, участников давно не существующей по польским данным «Польской организации войсковой». И это – только один административно-территориальный субъект.

Перенесемся в архивы Службы безопасности Украины. Смотрим «Докладную записку заместителя наркома внутренних дел СССР Л. Н. Бельского наркому внутренних дел СССР Н. И. Ежову о проведении репрессий в Укаине по состоянию на 25 августа 1937 г.»:

«По Киевской области ликвидированы 44 польские резидентуры, имевшие непосредственную связь с польскими разведывательными органами через специальных ходоков» [ 31].

Это – одна Киевская область. В ней старательные чекисты вскрыли резидентур больше, чем их существовало по польским данным с 1929 по 1937 гг. включительно во всем СССР.

Теперь обратимся к еще одному документу – «Докладной записке о работе Тройки УНКВД по Винницкой области» за подписью начальника Управления НКВД УССР по Винницкой области капитана государственной безопасности Кораблева от 15 мая 1938 г. Читаем:

«По польскому к-р подполью вскрыты и ликвидированы: 1 – областная комендатура «ПОВ», 5 межрайкомендатур, 11 райкомендатур и 103 «боювки», арестовано по ним на 11 мая 877 чел.» [ 32]

Напомню, что по всем польским источникам никакой «ПОВ» в это время не было и в помине.

А ведь «польская операция» собрала кровавую жатву даже в Дальневосточном Крае и в Бурятии.

Соответственно, мы четко фиксируем по документам чудовищную диспропорцию между польскими архивными данным о реальном количестве резидентур польской разведки в СССР в интересующий нас период и репрессивной деятельностью НКВД за эти два года по линии «польского шпионажа».

Теперь обратимся к «советскому взгляду» – итоговым сводным данным по репрессивной деятельности органов НКВД в рамках «польской операции», чтобы ответить себе на ключевой вопрос: а сколько же было зорким и бдительным ГУГБ НКВД обезврежено «польских шпионов» за эти два года по Союзу вообще?

Напомню позицию И. Пыхалова: «Как мы видим, в период с 1927 по 1939 год на советской территории действовали 46 польских резидентур. Разумеется, не все они существовали одновременно. Тем не менее, общий счёт польским шпионам шёл на многие сотни».

Итак, Игорь Пыхалов, мы надеемся, ознакомившись с книгами по польской разведке, вполне честно предполагает, что шпионов было многие сотни. И он прав. Но тут кроется системный нюанс в статистических деталях, о котором Пыхалов почему-то промолчал. Он очень существенно смещает акценты.

Обратимся к сводным статистическим отчетам о репрессивной деятельности органов госбезопасности, хранящиеся в Центральном Архиве ФСБ в Москве и опубликованные работником этого архива, ведомственным историком ФСБ Олегом Борисовичем Мозохиным, на книги которого ссылается сам же Пыхалов в «Великом оболганном вожде».

Статистические данные автором даются в основном по материалам ЦА ФСБ РФ Ф-8-ос, оп. 1, а также в незначительной степени и по материалам секретного делопроизводства.

По данным ЦА ФСБ, за шпионаж в пользу Польши арестовано в: 1935 году – 2253 чел., 1936 г. – 1275 чел., 1937 г. – 45302 чел., 1938 г. – 56663 чел., 1939 г. – 600 чел. [ 33]

Репрессивный итог польской операции также теперь известен благодаря дотошным архивным исследованиям. На сегодняшний день установлено: по «польскому приказу» были рассмотрены дела на 143 810 человек арестованных, из которых осуждено 139 835, в том числе приговорено к расстрелу 111 091 человек, что составляет 77,25% от числа рассмотренных дел и 79,44% от числа осужденных.

Разница между количеством арестованных шпионов (102 тыс.) и итоговой цифрой в 139 тыс. репрессированных по «польской линии» объясняется тем, что в рамках «польской операции» осуждали не только шпионов, но и по ряду других обвинений (национальные контрреволюционные организации, антисоветская агитация и др.), хотя «шпионский сегмент» превалировал в общем массиве. Часть «польских шпионов» была осуждена и в рамках так называемой «кулацкой операции» по оперативному приказу 00447, где они проходили в категории «другой контрреволюционный элемент».

А теперь давайте еще раз внимательно вдумаемся в эти цифры: за два года зоркое и, якобы, по мнению Пыхалова «симметрично» действующее ГУГБ НКВД разоблачило сто одну тысячу девятьсот шестьдесят пять польских разведчиков, в том числе в Дальневосточном крае, глухих селах Новосибирской области, стратегически важной для поляков Бурятии и разных других таежных областях СССР, львиная доля из которых была расстреляна. Шпионами зачастую оказывались безграмотные крестьянки из глухих сибирских сел, шорники провинциальных заводов, слесари, почтальоны, рабочие, водители и т.д.

Как там писал И. Пыхалов: «Тем не менее, общий счёт польским шпионам шёл на многие сотни». И Пыхалов здесь совершенно прав. Но как тогда с позиции рацио объяснить возникновение арестованных за два года (!) ста тысяч «польских шпионов» в отчетности НКВД и при этом оправдывать эту, мягко говоря, чудовищную диспропорцию словами «перегиб», «эксцесс», «отдельный недочет и извращение социалистической законности», как часто делают почти все неосталинисты?

«Безнадёжно тяжелая обстановка»

Теперь проанализируем степень этого самого перегиба на архивных статистических материалах. Попробуем установить реальный кадровый и агентурный ресурс польской «двуйки» в 1930-е годы XX века, основываясь на данных из Центрального Военного Архива в Варшаве и Центрального архива МВД Польши.

Обратимся к польским архивным источникам, чтобы в статистическом конкретном варианте установить, сколько же было, собственно, работников плаща и кинжала в могучей Речи Посполитой 1920-х и 1930-х годов.

А именно – к статье польского историка Регины Чарницкой «2-й отдел Главного (Генерального) Штаба в 1921-1939 гг.», основанной на данных из Центрального Военного Архива (сокращенно СAW) в Варшаве, а также ряде других источников.

Нас будет интересовать та самая энигматичная «двуйка», 2-й отдел генерального штаба Войска Польского (польск. Oddziaі II Sztabu Generalnego Wojska Polskiego), занимающийся разведкой, в том числе радиоразведкой, контрразведкой, диверсиями, шифрованием, изучением иностранного военного потенциала соседних держав.

В 1928 году штат внешней разведки Польши насчитывал всего 47 офицеров, 64 младших чинов и 37 гражданских [ 34], которые умудрялись шпионить за: а) Австрией, б) Литвой, в) Эстонией, г) Германией, д) Чехословакией, е) Румынией, ж) Венгрией и, наконец, з) СССР.

В 1931 г. Второй отдел польского Генштаба по штату должен был насчитывать 157 офицеров:

(а) непосредственно Отдел – 1 генерал, 35 штабных офицеров, 11 младших офицеров (в т.ч. 34 офицера Генштаба);

(б) в экспозитурах и автономных управлениях – 10 штабных офицеров, 20 младших (в т. ч. 10 офицеров Генштаба);

(в) офицеры т. н. внешней службы, в распоряжении департаментов Министерства военных дел, – 80 (в основном младшие). По состоянию на 1 октября 1931 г. во Втором отделе не хватало 9 офицеров, в экспозитурах – 8, во внешних службах – 12, т.е. штат был недоукомплектован на 18,5%. Кроме того, откомандировано было 8 офицеров (2 – в Военный географический институт, 3 в МИД, 2 в МВД, 1 – председателю Совета Министров). Реальной разведдеятельностью занимались 120 офицеров (76,4% штата).

В 1930-е годы было создано два специальных отдела – «Восток», специализирующийся на шпионаже против СССР и Прибалтике, и «Запад», концентрирующий разведывательные усилия против Третьего Рейха.

«В 1936-1939 гг. 2 отдел ПГШ продолжал дальнейшее изучение экономического и военного потенциала Третьего рейха и СССР. В 1937 году, по просьбе главы Генерального штаба создан Департамент разведки и планирования (III), который возглавляет полковник Дж. Skrzydlewski. В отделение III входили отделы планирования диверсий и пропаганды. Также контрразведка департамента была расширена. Ему придали новых сотрудников из разведки Отдела II с увеличенным штатом. Начальником отдела был назначен майор Тадеуш Шумовский. В 1939 году против реальной угрозы нападения Третьего Рейха, специально был создан отдел «Германия», задачей которого было следить за ситуацией в Германии и представлять ежедневные сообщения для Генерального штаба [ 35 ]. Кадровый штат «двуйки» незадолго до начала ВМВ насчитывал от 100 до 250 офицеров и около 500 сотрудников из гражданских» [ 36].

А в этот самый момент, напоминаю, доблестные работники ГУГБ НКВД ловят в Чувашии, Бурятско-Монгольской АССР и других регионах сто две тысячи (!) шпионов и разведчиков Польши.

«Двуйка» шпионила не только в СССР, но и в Литве, Австрии до аншлюса, Венгрии, Чехословакии, Турции, Маньчжоуго, Афганистане, и, естественно, Германии. Как центральный отдел «двуйки» на пике своего могущества (200 офицеров) мог координировать действия в 102 тысячи шпионов только по линии СССР или хотя бы получать и обрабатывать от них какие-то данные, остается известным только Игорю Пыхалову с присными. Против него говорят архивы Польши.

В 1937-1938 гг. штат «двуйки» насчитывает максимальное количество разведчиков за всю историю Второй Речи Посполитой: 200 офицеров.

Можно возразить: это кадровые разведчики, а как же агентура и завербованные?

По данным хорошо осведомленной французской разведки, архивы которой частично отложились в нашем Российском государственном военном архиве в Москве, к 1930 г. 2-й отдел ПГШ располагал агентурной сетью в 2400 человек [ 37]. Причем речь идет, скорее всего, об общей агентуре во всех странах мира. Естественно, никаких данных в архивах Польши об увеличении агентурной сети в СССР с 1930 по 1938 г. почти в 50 раз (!) нет.

Разницу между 102 тыс. и 2400 разведчиков можно заметить даже невооруженным глазом.

Продолжим анализировать польские источники. Истинная картина состояния работы польской разведки против СССР в 1930-е вполне показательно изложена в рапорте начальника ее реферата «Восток» поручика Й. Незбржицкого от 11 марта 1934 года (хранится в Центральном Архиве МВД Польши). Рапорт настолько характерный, что следует его процитировать:

«На сегодняшний день по вербовочной базе для глубинной разведки создалась безнадежно тяжелая обстановка. В первую очередь я должен обратить внимание на то, что полная изоляция от советской территории привела к абсолютной невозможности вербовок на советской территории из-за отсутствия там вербовочной базы. Я никогда не предполагал, что исчерпание и изоляция российской эмиграции от советской территории может играть для нас столь значительную роль: изменилось также и положение с возможностью ведения наблюдения. Все труднее становятся перемещения по территории (паспортизация, привязка населения к местам проживания). Постоянные депортации, колонизация и эмиграция опустошили районы, служившие нам источником информации. Проще говоря, в 1934 году мы пожинаем плоды деятельности целых рядов наших предшественников, работавших в несравнимо более легких условиях и приведших к полному исчерпанию источников вербовки» [ 38].

Ну и как тогда c рациональных позиций объяснить тысячи завербованных к 1938 г. «сибирских польских шпионов» из глухих сел и сто тысяч польских шпионов в СССР?

Вынужден констатировать, что И. Пыхалов своей попыткой основываться на документах загнал себя в угол. Ведь, исходя из статистики, советские спецслужбы при Сталине работали просто безобразно: только за два года неожиданно обезвредили 100 тыс. шпионов, до этого арестовывая их всего лишь сотнями.

От Дальнего Востока до Бреста нет такого места

Подведем итоги по польской базе источников.

1. По данным польских архивов, в СССР с 1927-1939 гг. существовало 46 шпионских резидентур. Не одновременно. (NB: в одной только Беларуси в 1937-1938 гг. было «вскрыто» 467 польских резидентур, в Киевской области – 44, в Новосибирской области были арестованы и репрессированы тысячи шпионов и т. д.) Неплохой разлет между вымыслом и былью, не правда ли? И вот эту фантастическую статистику сталинисты считают «перегибом»?

2. В 1927-1939 гг. в «двуйке» (Внешней разведке Польши) служило от 47 до 200 кадровых офицеров.

3. Агентурная сеть в 1930-е гг. у Польской разведки насчитывала едва-едва пару-тройку тысяч человек во всех странах мира. Притом данная цифра отнюдь не маленькая с реалистичной точки зрения – это крайне высокий показатель, очень положительно характеризующий профессионализм «двуйки». Поляки включали в это число не только агентуру, заброшенную на территорию страны изучения на оседание, сюда включались агенты разведки из числа экипажей морских судов и прочие аналогичные категории.

4. Никакой «Польской Организации Войсковой», по обвинению в членстве в которой десятки тысяч людей были репрессированы, по польским источникам, в 1937-1938 гг. в СССР не существовало.

5. Судя по рапорту реферата «Восток» (специализировавшемуся на шпионаже против СССР) поручика, впоследствии капитана Й. Небержицкого от 1934 года полная изоляция от советской территории привела к абсолютной невозможности вербовок на советской территории из-за отсутствия там вербовочной базы.

Соотносим перечисленные пункты с данными по конкретному результату действий органов НКВД в 1937-1938 гг. против, якобы, засилья польских шпионов (102 тысячи шпионов арестовано, репрессировано где-то 80%) и делаем выводы о степени этого «перегиба» и адекватности людей этот небольшой «перегиб» оправдывающих.

Вдумайтесь: 102 тысячи агентов. Вот он, польский размах. Где же поляки взяли такое количество школ для подготовки резидентов, финансирование, кадры для вербовки? Какой была логистика, инфраструктура, средства связи, спецтехника у «двуйки» для вербовки и координации десятков тысяч агентов от ДВК до Бреста? Ведь разоблачено было 102 тысячи таких разведчиков и диверсантов от Чувашии до Приморья и Казахстана.

Интересно было бы посмотреть, сколько злотых тратили на логистику, чтобы проникать в крайне важную для поляков Бурятию или Дальний Восток.

Как может относиться адекватный человек к режиму, если он расстрелял сотню тысяч человек за принадлежность к несуществующей «Польской Организации Войсковой» и за шпионство в пользу государства, которое, даже лопнув, не смогло бы поддерживать в СССР сеть в 102 тысячи шпионов?

Ни один здравомыслящий человек в твердом уме и трезвой памяти, знакомый с историей польской разведки, с кадровыми и финансовыми ресурсами «двуйки», дефензивы, польского Генштаба 1930-х годов, не станет утверждать, что Польша забросила (или завербовала) в СССР 102 тысячи разведчиков и агентов. Это – феерический бред.

Достаточно сравнить с годовым выпуском разведшклол Абвера, отнюдь не самой последней разведслужбы в мировой истории далеко не самого бедного европейского государства, с куда более солидным размахом и финансированием, чем польская «двуйка», чтобы понять, что массовая фальсификация в рамках «польской операции» НКВД – это четко документированный факт, как бы ни хотелось И. Пыхалову сотоварищи придать деятельности НКВД рациональный и адекватный ореол.

Я берусь утверждать: ни одна адекватно и симметрично (а не превентивно) действующая служба госбезопасности цивилизованной страны (включая Третий Рейх) ни разу не ловила 102 тысячи шпионов одной страны в мирное время за два года за весь XX век.

Тем более шпионов государства с кадровыми ресурсами разведки Польши образца 1930-х.

Соответственно, неосталинистам вообще и Игорю Пыхалову в частности, чтобы выглядеть не совсем эпатажно, безумно и маргинально, необходимо найти подтверждения в польских архивах, как это поляки завербовали 100 тысяч человек к 1938 г. и опубликовать хотя бы частично документацию и донесения этой невероятной массы агентов от Дальнего Востока до Бреста.

Но, естественно, они этого сделать не в состоянии.

Михаил НАКОНЕЧНЫЙ,
аспирант Санкт-Петербургского Института истории Российской академии наук, г. Псков

Продолжение следует

 

21 Цит. по: Кропачев С. А. Десять лет, изменившие страну: Проблемы отечественной истории и историографии середины 1930-1940-х годов: Сборник научных статей. Краснодар, 2006.

22 Цит. по: Петров Н. В., Рогинский А. Б., «Польская операция» НКВД 1937-1938 гг. // Исторические сборники «Мемориала». Вып. 1. С. 22-43.

23 Там же.

24 Тепляков А. Г. Машина террора: ОГПУ-НКВД Сибири в 1929–1941 гг. М., 2008. С. 373.

25 Там же. С. 13-14.

26 Пыхалов И. В. Великий оболганный вождь. Ложь и правда о Сталине. М., 2010.

27 Peplonsky А. Wywiad polski na ZSRR 1921-1939. Bellona – Gryf.Warszawa, 1996.

28 Сiдак B. C., Вронсъка Т. В. Спецслужба держави без территорii люди, подii, факти. К., 2003. С. 209.

29 Пыхалов И. В. Великий оболганный вождь. С. 222.

30 Национальный архив республики Беларусь (Далее НАРБ). Ф. 4. Воп. 21. Спр. 1397. Л. 19—24. I. Кузняцоў. Палитычныя рэпрэсii на Беларусi. у 1930—1940 гадах. Беларусь у ХХ стагоддзi. Составители: кандидат исторических наук И. Кузнецов, Я. Басин. Вып. 1. 2002.

31 Отраслевой Государственный Архив Службы Безопасности Украины (Далее ОГА СБУ). Ф. 16. Оп. 30. Д. 133. Л. 314-330. Оригинал. Машинописный документ. Через трупы врага на благо народа. «Кулацкая операция» в Украинской СССР 1937-1941 гг. Документы. М., 2010. С. 166.

32 ОГА СБУ. Спр. 66927. Т. 5. Арк. 57-60. Машинопис. Завірена копія. Цит. по: Лошицкий О. «Лаборатория» . Новые документы и свидетельства о массовых репрессиях 1937–38 лет на Винничине // Из архивов ВЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 1998. № 1/2. С. 183–227.

33 Мозохин О. Б. Статистика репрессивной деятельности органов безопасности СССР на персональном сайте работника ЦА ФСБ mozohin.ru за 1937-1938 гг. Статистические данные даются в основном по материалам статистики ЦА ФСБ РФ (Ф-8-ос, оп. 1), а так же в незначительной степени и по материалам секретного делопроизводства. Также см.: Мозохин О. Б. ВЧК-ОГПУ: Карающий меч диктатуры пролетариата. М., 2004 и Мозохин О. Б. Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918-1953). М , 2006.

34 Центральный военный архив в Варшаве (далее CAW), Oddz. I Szt. Gі. (Szt .Gen.), sygn. I.303.3.23. Цит. по: Czarnecka R. Oddziaі II Sztabu Gіуwnego (Generalnego) w latach 1921-1939. Zarys organizacyjny i przegl№d zawartoњci inwentarza, w: Biuletyn Wojskowej Sіuїby Archiwalnej nr 28, 2006. C.73.

35 Sadowski, Oddzial II Sztabu Glownego, WIH, MiD, I/3/94 Цит. по: Ibidem. C. 77.

36 Там же.

37 Российский государственный военный архив (далее РГВА). Ф. 7. Оп. 1. Д. 47. Л. 240. Зданович А. А. Польская разведка против Красной армии. 1920–1930-е годы // Военно-исторический журнал. 2007. № 10. С. 36.

38 Центральный архив МВД Польши (CA MSW), Ref. «W», 262/144.Спасибо уважаемому И. И. Ландеру за указание шифра. Текст рапорта приведен по: Ландер И. И. Негласные войны. История специальных служб. 1919-1945. Т. 1. Одесса, 2007. C. 435.