Покаяние Александра Яковлева

Он был очень одиноким человеком. В последние четыре года, когда Комиссией по рассекречиванию архивов назначили руководить генерала КГБ (ФСБ) и все, что можно и нельзя, опять засекретили, — особенно.

Фото: «Новая газета».

Это кошмар, когда ты знаешь, что будет, понимаешь, что помешать этому уже не можешь, и остается только убеждать себя в том, что случится чудо и все повернется совсем не так.

Его беда заключалась в том, что он видел дальше других и понимал глубже абсолютного большинства.

18 августа 1991 года, за день до событий, Александр Николаевич опубликовал заявление: в стране грядет переворот. А ведь мог просто по-тихому уехать за границу, как многие и уезжали.

Он был в списках на арест, его домашние и рабочие телефоны, включая «вертушки», находились на круглосуточной прослушке 12-го Отделения КГБ. За ним постоянно ходили «топтуны» из 7-го управления (наружное наблюдение): только во время одной встречи на Миусской площади Москвы (8 августа 1991 года) – в двух шагах от дома, где он жил — его «вели» 72 сотрудника этого управления.

Он не был ни революционером, ни диссидентом, верил в то, что систему можно и нужно ломать изнутри. Большую часть жизни проработал на самом верху этой системы – в ЦК КПСС, периодически «сбегая» то на учебу, то послом. «Я стал рабом мучительного притворства», — напишет он много позже в одной из своих книг с говорящим названием «Омут памяти»: «Приспосабливался, лукавил, но все же старался не потерять самого себя, не опоганиться. И выработать свою, именно свою точку зрения».

Иногда – получалось. Иногда – получалось очень плохо. Его подпись стояла на записке ЦК КПСС по делу писателей Синявского и Даниэля (1966): как заместитель руководителя отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС он, в числе других, отвечал «за освещение судебного процесса в печати и на радио». Он мучился этим всю свою жизнь – мы с ним о том говорили.

В советское время у него было три выхода: стать невозвращенцем, как, например, представитель СССР в ООН Шевченко: у Яковлева была на то масса возможностей. Особенно в начале восьмидесятых, когда он был послом в Канаде и насмерть схлестнулся и с резидентом КГБ, и с руководившим тогда Первым Главным управлением КГБ СССР (разведка) лучшим учеником и пожизненным помощником председателя КГБ, а потом и генсека Ю. В. Андропова – Владимиром Крючковым (в 1991-м он был ключевой фигурой и главным организатором переворота).

Но этот путь для него был исключен: он был фронтовик.

Другой выход – публично разорвать с ЦК и стать действительным диссидентом. В такой вариант Александр Николаевич не верил. Тоталитарный режим тем и отличается от всех других, что не дозволяет организованной оппозиции и любое сопротивление превращает в удел святых одиночек. Такие режимы обрушиваются либо под собственным грузом – так рухнул Советский Союз, либо – под воздействием грубой силы в результате войны (Япония, нацистская Германия) или внешней интервенции (Ирак).

Яковлев выбрал для себя третий выход: раскачивать лодку изнутри.

Те, кто обвиняет Александра Николаевича в том, что он «изменил своим взглядам», сменил красный бант на демократический, либо страдают аберрацией зрения и потерей слуха, либо — просто лукавят.

В игрушку под названием «коммунизм к 1980 году», «догоним и перегоним Америку» никто из них не верил. О том, что страна проиграла холодную войну задолго до ее фактического конца в 1991-м, они, в ЦК и КГБ, знали намного лучше других. Точнее: страна-то еще не знала – она стояла в очередях и продолжала из своих мизерных зарплат отдавать копейки на «поддержание военного могущества державы», зато «товарищи» все прекрасно понимали. В ЦК КПСС, в том числе и из КГБ, валом шли записки: «производство падает», «машиностроение отстало на десятки лет», «проблемы с обслуживанием внешнего долга». Они – писали. И — тихо готовили запасные аэродромы: открывали счета за границей, куда тихо сгинули до 5 миллиардов долларов; приватизировали нефтяные и газовые денежные потоки – долларовые миллионеры из числа советских чиновников с вкладами в офшорах появились еще в восьмидесятых, создавали банки и компании как в стране, так и за рубежом.

Собственно, обвал 1991 года потому и произошел, а смена режима потому и случилась практически бескровно, что она прежде всего была в интересах советских чиновников, высших в первую очередь.

Ходорковские и алекперовы никогда бы не стали теми, кем они стали, если бы самом начале в них – как в витрины – не вложились товарищи из ЦК и охранители советского режима из КГБ – коллеги тех, кто теперь с улюлюканьем отправил Ходорковского по этапу, а собственность его забрал себе. Не случайно, структуры Михаила Ходорковского как минимум до 2001 года выплачивали ежемесячную зарплату г-ну Разумовскому, бывшему кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС в конце восьмидесятых. Никакой банк «Менатеп» — первый коммерческий банк страны – был бы невозможен, если бы среди его теневых отцов-основателей и помощников не стояли люди в погонах из КГБ. Вагит Алекперов сумел выстроить первую в России вертикально-интегрированную нефтяную компанию ЛУКОЙЛ именно потому, что вполне успешно занимался нефтянкой еще в советское время в качестве заместителя министра нефтегазовой промышленности СССР.

Так что кричат радетели «идеи» не потому, что Яковлев «предал» то, во что большинство из них к восьмидесятым уже не верило, а потому, что оказались несостоятельны в девяностых.

Они-то думали, что эти мальчики, закончившие всякие не престижные по советским временам инженерные факультеты и отделения «автоматизированных систем управления», так и будут работать при них пристяжными. А повернулось ровно наоборот: «мальчики-то», оказалось, значительно лучше были подготовлены к рынку (в том числе и потому, что учились еще на фарцовке и всяких теневых мелких бизнесах), и высокие партийные и погонные товарищи с их связями и телефонными книжками им быстро стали не нужны. Крючков, Болдин, Павлов (головные в подготовке переворота 1991 года), равно как Рыжков, Бобков и сотни других — сидели, а кое-кто и продолжает сидеть, исключительно в больших банках и компаниях, «работали» старые бюрократические связи. Они были посредниками и организаторами процесса сращивания власти и крупного бизнеса, стояли в позе «чего изволите?» перед ненавистными им представителями рыночной элиты («подтирали штаны за олигархами» — как обмолвился в разговоре один из них) ровно до того момента, как несчастная судьба России не вынесла бывшего подполковника КГБ в кресло президента России.

Я знаю одного (одного!) генерала КГБ, который по факту своей жизни все эти годы действительно сохранял верность своим идеалам, хотя последние мне и глубоко чужды. Этот человек – бывший (до сентября 1991 года) руководитель Первого главного управления КГБ (разведка) генерал Леонид Шебаршин. На том, что знал, мог стать миллионером – не стал, уже с десяток лет идет через двор в метро, на работу, в одном и том же стареньком пальто.

Когда же другие охаиватели Александра Николаевича замечательным образом делали, простите, «бабло», Яковлев год за годом, четырнадцать лет, работал в архивах, возвращал жизнь после жизни десяткам тысяч безвинно убиенных в двадцатых, тридцатых, сороковых, пятидесятых… Именно благодаря Александру Николаевичу дети и внуки смогли узнать о последних минутах своих родителей и дедов, которым именно яковлевский фонд «Демократия» возвратил имена и репутацию. Фонд выпустил десятки томов: Александр Николаевич вкладывал в это не только свои силы, но и свои личные средства. Потому богатым и не стал.

Эти тома с именами и судьбами убитых советской властью – его личное покаяние.

И за это ему все простится.

Евгения АЛЬБАЦ, «Ежедневный журнал».