Пути империи к себе самой неисповедимы.
Через революцию, несущую счастье всему человечеству, в тюрьмы и лагеря для миллионов осчастливленных. В рамках дворцового переворота, сковырнув старика-волюнтариста, в застойные маразматические десятилетия, которые обернутся экономической катастрофой. Или при помощи маленькой победоносной войны, чей юбилей мы отмечаем в эти дни, хотя и не празднуем победу. Так или иначе, империя вечно воспроизводит себя, и сладок ей лишь узнаванья миг.
Во времена, которые принято называть демократическими, такой откат происходит не сразу. Поначалу смущаясь, как девушка, большая страна обставляет поворот к традиции разнообразными эвфемизмами типа «стабильность» или «наведение конституционного порядка». Затем процесс набирает силу, колесо вращается все быстрей, в коммуне остановка.
Джохар Дудаев был в российской истории человеком случайным. Глупой случайностью была его личная храбрость и бестолковая демагогия, когда он объяснял urbi et orbi причины своей неутолимой тяги к независимости: мол, в СССР чеченцы согласны были жить, а новая федерация нелегитимна. И это при том, что в имперские времена его народ убивали на войне или ссылали в безводные степи, а свободная Россия еще ничего дурного чеченцам не сделала. Случайностью было и то, что символом российской свободы тогда служил человек, который сильно скучал и пил, когда ни с кем не дрался. Все прочее случайностью не было.
Империя, тоскуя по самой себе, ухватилась за Чечню и этого своего шанса не упустила. Нашла коса на камень, и десятки тысяч чеченцев и русских, мирных жителей и солдат легли в землю, были взорваны в своих городах, селах, домах, в самолетах, на рок-фестивале, в больнице, в школе, в театре, расстреляны, запытаны, зарезаны, задушены газом.
Эти жертвы были ужасны, но закономерны. Убивая и взрываясь, Россия возвращалась на свой проклятый от века своеобычный исторический путь. Если бы не было Чечни, ее бы выдумали или назвали по-другому.
Впрочем, поначалу власть еще стеснялась своей имперской ностальгии и патологической жажды массовых убийств. Она металась, колеблясь между декларированными демократическими ценностями и основным инстинктом. Указ Ельцина № 2137с «О мероприятиях по восстановлению...» был секретным. Танкистов, сгоревших в Грозном под гранатометным обстрелом, тайно вербовала ФСК, и армия во главе с самым лучшим полководцем всех времен и народов поначалу от них отрекалась, как отрекалась и от пленных. Население России, еще не утратившее либеральных надежд, в массе своей осуждало эту войну. Да и сам гарант всех наших свобод и прочих чудес заметно страдал, то имитируя твердость и рассказывая про 38 снайперов, то мучаясь совестью и сердцем. В году 1996-м прозвучало знаменитое «если войну не остановить, то нечего мне лезть в президенты». И тогда явился Лебедь, чей громовой окрик остановил бойню, и Яндарбиев в Кремле искал и находил место строго напротив Ельцина, который выборы выиграл, а секретную войну проиграл.
Увы, поражение империи подготавливало ее победу. Теперь, десять лет спустя, когда прояснились технологии «управляемой горячей точки», прочитаны горы лживых мемуаров и правдивых репортажей, чувство исторической обреченности преобладает. Представляется, что бегство от свободы в войну было неизбежным. Понятны и методы, с помощью которых тяжелая ситуация в бунтующей провинции доводилась до отчаянной, а отчаянная до нынешней тупиковой, из которой ни в каком Хасавюрте выхода не сыщешь. Ясно, сколь губительна для народов России и полезна для власти была и осталась эта война. Сколь живуча эта система, основанная на страхе и внушенном одичании электората. И как легко использовать ее в самых разнообразных целях: от внутриполитических, поскольку замороченное население уже давно и надолго увидело в чеченцах главного и единственного врага, до дипломатических в рамках широко разрекламированной Третьей мировой войны.
Прорисовав неприятельскую дугу от Косова до Филиппин, Россия вновь обрела смысл в имперском существовании. Доведя бывших советских полковников и комсомольских секретарей до стадии полнейшего исламизма-ваххабизма, Кремль нашел свое место в мировой контртеррористической операции. Создав на пустом, выжженном двумя войнами крохотном пространстве фундаменталистский Интернационал, власть готова сражаться с ним еще многие десятилетия. Если не века.
Однако сохраняется и надежда. Цикличность российской истории предусматривает вечные колебания между тоталитаризмом и свободой, когда общество вдруг пробуждается к норме и с удивлением, переходящим в ужас, разглядывает в зеркале себя, свое прошлое и своих вождей. Тогда и подводятся правдивые итоги мрачных десятилетий, оккупационных войн и политических биографий любимых вождей. Ненадолго. До следующего раза, до нового отката, до очередной бойни, умытой потоками крови и безнадежного вранья.
Илья Мильштейн,
Грани.RU.