Специальные связи

Александр Михайлов: «На сегодняшний день общественные связи спецслужб – отвратительные»

К специальным службам, силовым ведомствам или попросту – органам – в России всегда было неоднозначное отношение. Не преувеличу, если скажу, что в значительной степени отношение натянутости, неприязни. Во многом это связано с завесой неизвестности, которая покрывает их деятельность. И задать вопросы на эту тему практически некому. Ибо – профессиональная и государственная тайна.

В минувшую субботу в Пскове побывал заместитель председателя государственного комитета России по контролю за оборотом наркотических средств и наркотических веществ Александр Михайлов. Впрочем, интересен Александр Георгиевич не только своей нынешней должностью. После окончания в 1977 году факультета журналистики МГУ почти вся его карьера была связана с органами. С 1989 года он возглавил пресс-службу Московского УКГБ, с 1996 по 1998 год работал руководителем центра общественных связей ФСК (ныне в составе ФСБ), затем – начальником управления информации МВД. То есть постоянно находился на стыке общества и спецслужб.

Александр Михайлов дал «Псковской губернии» эксклюзивное интервью.

«Были, есть и будут»

- Александр Георгиевич, складывается впечатление, что с избранием на должность президента России Владимира Путина, спецслужбы получили некий карт-бланш на свои действия, в то числе политические. Ваше мнение?

- Сформулирую коротко. Спецслужбы были, есть и будут политическим инструментом в любом государстве. Когда существовал комитет государственной безопасности, заказчиком для спецслужб был центральный комитет КПСС. Действовал тогда КГБ на основании положения «О КГБ СССР», утвержденного президиумом Верховного совета ЦК КПСС от 1964 года.

После ликвидации СССР и органов партийной власти специальные службы оказались без заказчика. Причин было несколько. Новое руководство страны не понимало целей, задач и функций специальных служб, которые, как я уже сказал, являются инструментом политики любого государства.

А с приходом Владимира Путина они восстановили свой status quo, не в сфере карательной, а в сфере влияния на общественные процессы через призму государственной политики. Там, где это необходимо. И действуют они на основании законов, которые на них так или иначе распространяется.

Если вы говорите о ФСБ, то она имеет две задачи: как контрразведывательная структура и – как правоохранительный орган.

Поэтому сейчас просто восстановлен status quo, который определяется реальным потенциалом для любой спецслужбы.

Сегодня спецслужбы стали меньше оглядываться на возникшие в последние годы некие либерально-демократические и не правовые стандарты по отношению тем или иным негативным явлениям…

- Например?

- Например, они стали меньше обращать внимание на симпатии и антипатии тех или иных политических лидеров по отношению к негативным процессам, происходящим в обществе. Спецслужбы стали четко руководствоваться законодательством. Не телефонным правом, не позициями политического руководства, а ответственностью конкретного гражданина перед законом и обществом. Мне кажется, что это очень важный момент. Сегодня спецслужбы никто не хватает за руки и не говорит: «Вы душители свободы, жандармы и сатрапы»…

- А до Путина для спецслужб, получается, было некое безвременье? Не было заказчика?

- Нет, это не было безвременье. Потому что заказчиком на каком-то этапе оказалась сама жизнь. В период с 1991 по 2000 год возникли новые угрозы, например, реального терроризма. Терроризм всегда существовал в нашей стране. За время моей службы в системе госбезопасности я сталкивался с несколькими террористическими актами. Это было покушение на Брежнева, потом взрыв в московском метро, потом убийство председателя Совета министров Киргизии. Это все до 1991 года. Это такие «реперные» террористические акты с политическими целями.

А после 1991 года мы столкнулись с тем, что терроризм стал просто реальностью. Это было связано с сепаратизмом отдельных руководителей, с тем, что у нас стали происходить очень динамичные и очень опасные процессы на Северном Кавказе и в ряде других регионов и республик. На фоне роста организованной преступности одновременно стала расти и проблема терроризма. Очень часто заказчиком террористов являются преступники, которые выполняют чей-то заказ.

Поэтому этот период был временем накопления опыта, сил, ухода в правовое пространство. Приняты законы об органах государственной службы безопасности, о службе внешней разведки, об оперативно-розыскной деятельности.

Таким образом, если раньше спецслужбы действовали по классовому признаку и руководствовались пролетарской ненавистью, сегодня они вынуждены войти в правовое поле и руководствоваться нормами закона.

«Люди, обладающие повышенным иммунитетом против любого беззакония»

- Сейчас в органах государственной власти - и исполнительной, и законодательной - много так называемых выходцев из силовых структур. На ваш взгляд, в этом нет опасности?

- Я понимаю ваш вопрос. Должен вам сказать, что представители силовых структур – это люди, обладающие повышенным иммунитетом против любого беззакония. Мы оставим за скобками 1937 год – мы живем в другом веке и в другом поколении. С 1990 по 2000 год произошла очень серьезная эволюция в правовом сознании самих сотрудников спецслужб. Очень часто говорят, чего это вы Басаева никак не поймаете или подобные вопросы. Но есть возможность правового решения и не правового решения. При Берии Басаева давно бы хлопнули. Сегодня ситуация немножко изменилась. Сегодня сотрудника невозможно заставить совершить неправомочные действия, потому что он знает, что завтра ему придется идти в прокуратуру.

Кстати говоря, первые вызовы в прокуратуру были в 1991 году. Степашин возглавлял тогда комиссию по расследованию деятельности КГБ в период августовских событий 1991 года, и по факту возбужденного уголовного дела людей вызывали в прокуратуру, и очень высоких начальников. И они докладывали, на каком основании они осуществляли прослушивание телефонов, подсматривание, слежку и так далее. И прокуратура серьезно стоит на еще более жестких позициях. И с ней я по многим позициям в отношении специальных органов согласен. Я некоторое время был «на воле» (не работал в системе госвласти – Авт.). Я прекрасно понимал, что нужно создать в правоохранительных органах, в спецслужбах такой иммунитет, который позволял бы контролировать их деятельность не только с помощью гражданских институций, но и с помощью власти.

Вот вам пример последних дней. У нас возникла скандальная ситуация, когда наши сотрудники в процессе своей деятельности перешагнули свою собственную компетенцию. В Краснодаре был задержан некий человек – сотрудники обратили внимание на экстремистские лозунги и так далее. А позавчера суд вынес оправдательный приговор. И мы направили туда комиссию разбираться с нашими людьми – в чем дело, как они выполняли закон. Мы возбудили дело, закончили его производством, отправили в суд, и суд вынес оправдательный приговор – надо искать, что где не так.

«Это была некая косметическая структура»

- Вы косвенно затронули чеченскую тему. Обладают ли спецслужбы достаточной информацией о происходящем в Чечне: и раньше, и сейчас? Каким образом эта информация доходит до руководства государства? Почему принимаются неадекватные действия и неадекватные решения? Например, в мае Путин заявляет об окончательном окончании войны в Чечне, а через несколько дней убивают президента Чечни Ахмата Кадырова…

- Когда мы с вами имеем дело с войной, мы имеем дело с линией фронта…

- В гражданской войне, партизанской войне линии фронта нет…

- Мы не можем говорить о гражданской войне, потому что в Чечне уже несколько лет существуют гражданские институты. Пусть они рыхлые, слабые, недостаточно эффективные, местами беспомощные – но они уже существуют…

- А как же назвать явление, когда убивают много людей?..

- А вот когда убивают много людей, надо исходить из того, какими силами… В данном случае, террористический акт в отношении Кадырова мог быть осуществлен в любое другое время…

Вопрос компетенции и эффективности спецслужб прямо связан с тем, что мы с вами освещаем, что мы с вами видим. Я был участником первой чеченской кампании, в одном из первых эшелонов власти наблюдал развитие ситуации. Должен сказать, что при начале первой чеченской войны превалировала не реальная информация, а попытка приспособить информацию под существующее мнение конкретного человека – Бориса Николаевича. То есть в зависимости от его настроения некоторые военачальники могли предложить один вариант развития событий, действий или другой. Поэтому те события к спецслужбам имеют мало отношения, тогда спецслужбы еще не стали политическим органом. Это была некая косметическая структура, рота почетного караула при Президенте. Говорить на тот момент о специальных службах как о рабочем инструменте было просто невозможно. Они были демонтированы. Чтобы вырастить грамотного работника, надо 5-7 лет. А когда мы в течение ночи трижды меняли структуру, руководителей, полный состав! А говорить о том, что спецслужбы существуют только потому, что существуют Лубянка, дом два – мы не можем.

И поэтому одна из самых больших заслуг Путина – его бережное отношение к кадрам.

«Есть результаты открытые, а есть закрытые»

- И все же: усиление влияния спецслужб сегодня - это одно из свидетельств усиления авторитарных тенденций в России или мы наблюдаем нормальное состояние работы спецслужб?

- Я думаю, правда где-то посередине. Я убежден, что и сегодня они не обладают тем влиянием, каким оно кажется со стороны. Спецслужбы не самодостаточны. Они находятся под контролем государства по очень большому количеству направлений. Контролирует их Президент, Федеральное Собрание, прокуратура, общественность.

- И каким же образом общество осуществляет контроль?

- Общество не может осуществлять контроль в принципе: не может же один человек, даже очень авторитетный, придти и сказать – а рассказывайте-ка. Общество осуществляет контроль через представительные органы власти: вот кого народ избрал, кому делегировали права, тот и осуществляет контроль. Президента ведь тоже избирают.

Даже с точки зрения финансов можно четко контролировать любую спецслужбу по расходованию средств, которые им выделяются.

- Но ведь эта информация закрыта.

- Она и не должна быть открыта для общественности.

Существует несколько систем информирования. Одна информация предназначается Президенту для принятия политических решений, вторая – органам исполнительной власти для принятия и разработки новых законодательных актов, третья предоставляется обществу для формирования морального климата или вокруг структур или вместе против наших противников.

Общество должно знать о деятельности спецслужб по тем результатам, которые они достигают. Но есть результаты открытые, а есть закрытые. Ну не будут же спецслужбы отчитываться перед обществом о том, сколько вербовок сотрудников ЦРУ осуществлено… Поэтому есть несколько кругов информации.

Когда мы с вами говорим о секретности, закрытости, давайте посмотрим закон о государственной тайне, где есть статья 5 «Сведения, подлежащие засекречиванию». Но есть и статья 7 «Сведения, не подлежащие засекречиванию».

«Для этого не обязательно в партию вступать»

- Что такое связи с общественностью спецслужб сегодня? Существует расхожее мнение, что это прежде всего дезинформация и прикрытие самых разных политических акций…

- На сегодняшний день общественные связи спецслужб – отвратительные. Поясню. Я был первым руководителем пресс-службы в системе, закончил журналистский факультет МГУ, долгое время работал в системе 5-й службы, то есть занимался проблемами массовых коммуникаций, борьбы с идеологическими диверсиями. Прекрасно понимаю, что одну и ту же тему можно развернуть по разному. В течение нескольких лет был начальником центра общественных связей ФСБ (1994-1996), сейчас курирую вопросы информирования общественности в сфере комитета.

Когда мне приходилось встречаться со своими коллегами в сфере массовых коммуникаций, я всегда говорил, что целью любых общественных связей является формирование в обществе климата, которые позволяют организации, налаживающей общественные связи, работать спокойно.

Сегодня связь между обществом и спецслужбами, правоохранительными органами разрушена. Когда человек приходит к власти, в партии или в другой структуре, надо вспоминать известный лозунг – революция тогда чего-то стоит, когда умеет защищаться. КПСС всегда укрепляла своими выдвиженцами любую спецструктуру. Какая сегодня партия куда кого делегировала?

- Вы думаете, это надо делать?

- Обязательно. Потому что возникает ответственность тех людей, которые делегировали. Когда я поступал в КГБ, мне писали две рекомендации члены КПСС. И я понимал, что они будут отвечать за то, что я сделаю. Это не круговая порука, это нормальный морально-нравственный аспект.

- Получается, что работникам органов, военнослужащим надо разрешить вступать в какую-либо партию?

- Нет, нет. Для этого не надо обязательно в партию вступать.

Я тоже из КПСС пришел, но я не член КПРФ. Когда в 1991 году КПСС была ликвидирована, мы с чистой совестью убрали партбилеты, перестали платить взносы и ходить на партсобрания – и были этому счастливы.

Да не обязательно партия должна делегировать, другие структуры своих лучших представителей…

А то что мы сегодня всякий сброд со свалки собираем, что мы ловим дезертиров, чтобы дать им оружие для нашей защиты! Какой из дезертира может быть защитник!? Или коррумпированный милиционер, который изначально приходит на работу с целью коррупции!? Я читал лекцию в Московском университете МВД на пятом курсе и спросил у курсантов: какая главная задача милиции? Они наплели все что угодно, но забыли главное – зашита законных прав и интересов граждан.

«Давайте посмотрим на список…»

- В царской России, в советской России спецорганы исполняли такую функцию как политический сыск. Сегодня он существует?

- Политический сыск есть и будет всегда. Вопрос в том, что вкладывать в это понятие. Политический сыск в Советском Союзе был направлен против инакомыслия, которое определялось не степенью агрессивности по отношению к власти, а степенью критического отношения к ней.

Смысл любого политического сыска – выявление на ранних стадиях особо опасных преступлений экстремистского характера. Вот он – предмет деятельности политического сыска. Это можно по-другому назвать – защита конституционного строя.

- А политический сыск ныне включает в себя, например, сбор досье на нелояльно относящихся к действующей власти персон?

- Как таковые досье не собираются. Но если человек занимается противоправными действиями, на него формируется дело, которое должно вырасти в уголовное.

- Хорошо. Но, например, есть некий условный политический лидер, критикующий власть. И если политический сыск – это еще и профилактика, то сбор досье на данного лидера спецорганами может тоже рассматриваться в качестве профилактики, «мало ли что»?

- Давайте посмотрим на список мэров и губернаторов, избранных в последнее время. И посмотрим на Приморье. Вот вам ответ на все ваши вопросы. Вот если бы у нас существовал политический сыск в том широком смысле, в котором мы с вами говорим, то такого мэра Владивостока никогда не было бы. К сожалению, сегодня мы смотрим на многие процессы недостаточно внимательно.

Беседовал Александр МАШКАРИН.