С таким уникумом необходимо встретиться. Второго шанса может не представиться еще лет двадцать. И вот, вместе с архитектором Владимиром Никитиным, автором проекта реконструкции и приспособления памятника, мы подходим к забору на улице Советской, за которым видны то ли недостроенные, то ли недоупавшие стены. Это «Дом привратника Духовной семинарии», памятник архитектуры начала XX в. регионального значения. Здесь, по замыслу заказчика, разместится небольшое студенческое кафе.
Евгений Балагин встречает нас на строительной площадке – в «спецовке», рукавицах, с ведром цемента в руках. Такого вида предпринимателя не встретишь ни на новых фотографиях в бизнес-изданиях, ни на старых пионерских рисунках. Вполне обычный молодой человек, открытый и улыбчивый, из тех, с кем уже через 10 минут переходишь на «ты» и все время пытаешься вспомнить, где вы могли встречаться раньше.
Дело, которое на первый взгляд кажется благотворительностью, имеет под собой нормальный экономический интерес. Евгений – представитель того самого «малого и среднего бизнеса», которому со стороны властей так много уделяется внимания на словах и так мало на деле.
Однажды поняв, что «прежде чем ругать начальников, надо самому побывать начальником», он решил работать на себя и открыл небольшой торговый павильон (проще говоря – ларёк) на Запсковье. И тут же столкнулся со всеми прелестями частного предпринимательства: бесконечные бюрократические проволочки, аренда только на один год, беспредельные «технические условия» (Балагина обязали благоустроить 800 кв. м. территории вокруг его 18-метрового павильона! Как он рассказывает: «Я сделал благоустройство, какое, я думал, для людей нужно. Поставил скамейку – и все сидят на этой скамейке! Насыпал детям песочницу – на весь двор не было ни одной песочницы. Я вначале сделал кормушку для голубей – выложил камнями круг на земле и песочком уровнял. Так дети, бедные, приняли это за песочницу! Я круг разровняю, семена голубям кидать – каждое утро приезжаю, кормлю их – а дети вечером приходят и ковыряют там совком. Я посмотрел на это и понял, что «попал» еще и на песочницу»). И при всем том – ни малейших гарантий на будущее.
В общем, уверенность в завтрашнем дне потребовала чего-то капитального. Так появилась идея кафе: «Честно говоря, хочется уже какой-то стабильности. А здесь, если Бог даст, беспредела никакого не допустит, аренда мне дана на 30 лет. Я за 30 лет уже состарюсь! Даст Бог, поработаю, хоть какая-то уверенность, можно уже семью заводить, детей рожать. На 30 лет я работой обеспечен».
Господа Бога, кстати отметить, Женя вспоминает не просто так, а по причине глубокой религиозности. Во многом как раз нравственные соображения (плюс полученное некогда архитектурное образование) привели его к Дому привратника, дважды горевшего, два года простоявшего без крыши.
В том, что из нескольких претендентов на аренду памятника НПЦ выбрал именно его, Евгений Балагин усматривает Божий промысел: «Я в том году поехал на могилу к отцу Николаю, годовщина его была. И как раз вопрос аренды решался в это время. Приехал: «Батюшка, так и так, таким вот делом хочу заняться». Я не знал, может мне и не надо это начинать, тяжело ведь разобраться, твоя судьба или не твоя? И вот на могиле постоял: «Я не знаю, батюшка, может оно и не мое, но, честно говоря, хочу». И представляешь, на следующий день поехал в НПЦ, и мне говорят: давайте договорчик подпишем!».
С момента подписания договора прошел почти год. За это время памятник выведен из аварийного состояния. Укрепили фундамент, доложили стены и перемычки над окнами, подвели почти все коммуникации, восстановили канализацию, на месте будущей пристройки практически окончены археологические раскопки , где «нашелся» кусок стены Среднего города. К зиме надеются покрыть здание крышей. Немалая работа – если учесть, что начиналось все с 15 тракторных телег и двух КАМАЗов мусора, вытащенного изнутри здания!
Евгений вспоминает, что первое время каждый новый день на объекте начинался с …уборки свежих «кучек». Дом привратника, как и другие забытые памятники, служил общественным туалетом. «Но когда «кучек» не стало – у меня аж на душе полегчало: Господи, ну хоть что-то уже!».
На строительстве, не считая археологов, работают всего два человека – каменщик Владимир и сам Евгений. Работы еще много, и Балагин торопится: «Я в шоке – лето уже кончается!». Что его толкает? – а все сразу: «любовь к старине» и желание поскорее открыть кафе, совершить «полезное дело» и содержать при том семью. Плюс – чувство ответственности за взятые обязательства.
Так где же тот прославленный конфликт «культуры» и «бизнеса», «частного» и «общественного», который так любят вспоминать чиновники и бизнесмены, когда заходит речь о сохранении культурного наследия?
Про восстановление исторического памятника Евгений говорит: «подарок судьбы». В свое время он отправился постигать азы архитектуры в строительный колледж, хотел стать знаменитым архитектором и непременно приносить пользу Родине. Он успел уже всей душой полюбить будущую профессию, да вот выпустился прямиком к 1993 году: «А там развал страны, архитекторы не в моде стали». Теперь – своеобразное возвращение:
- А здесь – если срастется все-таки, и смогу этим кормить семью, то получается, что хоть что-то полезное для страны я уже сделал. Даже если это будет и последнее, если я потом помру вскоре, то все равно, я буду спокоен – что-то сделал.
- Что это, Женя – честолюбие?
- Знаешь, я просто верю в одно: человек родился для чего-то в этой жизни. Себя надо найти. И я не верю в то, что люди родились для того, чтобы воровать, грабить, ломать, друг друга «разводить», «кидать», как сейчас модно говорить. А сейчас это модно, это и по телевизору, и везде. И молодежь, которая сейчас растет, говорит: «Трудом, Женя, ничего не достигнешь, только воровать! Будешь воровать – все будет хорошо. А трудом – мозоли, горб, ранняя смерть». И есть примеры, они приводят. «А вот тут один ездит на «Мерседесе». Он не строит как ты, дурачок, он ворует, и все у него хорошо». И попробуй молодому объясни, скажи что: «Вань, Толь, не так оно все!». Я им всем единственное, что сейчас говорю: «Ребята, уже страна на грани кризиса, уже воровать просто нельзя. Вы молодые, вы застанете этот кризис, мы все провалимся в пропасть, из которой не уже выберемся. Представляешь, как будет обидно, что ты – пускай ты немного украл, но украл, рубль хотя бы – но ты был той небольшой подножкой, тем маленьким толчком, щелбаном, который уронил в пропасть нашу страну…». Очень не хочется быть таким «щелбаном».
- Ты веришь, что этим строительством сможешь поддержать страну на краю пропасти?
- Я не верю, честно говоря, не верю в это. Просто, когда я буду умирать, а я никогда не забываю о смерти, и когда я потом буду где-то там, и она упадет, Родина моя – понятно, этим домом я не поддержу ничего, может, только меня же тут потом и ограбят, и посмеются надо мной – но когда отойду в мир иной, скажу: «Нет, видит Бог, я не принимал в этом участия». Не хочу принимать участия. Это не честолюбие, я просто не хочу быть в той куче.
Историческое значение Дома привратника трудно сопоставить с культурным слоем на Золотой набережной или подворьем Снетогорского монастыря. Но несравнимо и отношение к памятнику со стороны заказчика.
- По идее должно быть так: сначала памятник, а потом уже ты с твоими планами, - считает Евгений Балагин. - Если твои планы сюда не помещаются – ты не ломай, не порти. Тебе деньги позволяют – так построй ты новый микрорайон, и городи там что хочешь. Зачем лезть в то, что было сделано дедами, отцами нашими, на чем мы выросли, на что смотрели? Это еще социалистическое – «мы старый мир разрушим». А потом не построим ничего, как история показывает.
- Жень, а семья поддерживает такое, гм… сложное предприятие?
- Семья, слава богу, не только поддерживает, она и материально помогает. У меня первое вложение такое было – часть от павильона, а вообще большую часть денег дал дедушка жены моей Маши, Николай Дмитриевич Котов – они продали дом в Самаре, поверили зятю!.. Сейчас мы квартиру будем продавать, иначе не достроиться. Отделка очень дорогая…
- Удивительная ведь самоотверженность…
- Нет, ну как сказать… Есть такая молитва в церкви: Господи, не пошли постыдной кончины живота моего. Я верю, что все это возможно.
Балагин говорит: «Я люблю Псков», «я люблю свою страну», и эти слова звучат у него как-то просто и понятно. Очень естественно. Совсем не так, как в торжественных речах официальных лиц.
В общем-то, чем замечателен этот пример? Всего лишь тем, что все делается правильно. Рецепт совсем прост – добрые намерения, да чистые руки.
«Я люблю старину, люблю свой город, - говорит Женя Балагин. – По большому счету, занимаюсь сейчас любимым делом. Дай Бог, чтобы это все получилось, срослось».
Дай Бог.