Николай Крыленко (он же «Рено», он же «Гурняк», он же «Постников», он же «Абрамов», он же «А.Брам», он же «Абрам») был человек неутомимый. Верховным главнокомандующим он пробыл недолго и был переброшен на юридический фронт (у него было юридическое образование). Но прежде этот бывший «А.Брам» приехал в Псков и сменил здесь командующих Северным и Западными фронтами.
Белогвардейцы прозвали Крыленко «советским генерал-прокурором». Это было связано с тем, что он постоянно был на виду. Судебные процессы в послереволюционные годы проходили один за другим, и на многих обвинителем выступал как раз Крыленко. Он любил быть в центре внимания, поддерживая обвинение по всем крупным контрреволюционным и уголовным делам. Крыленко действительно был неплохим оратором и мог с лёгкостью произносить многочасовые речи. Зубы заговаривал.
Один из самых заметных процессов, в котором Крыленко выступал в качестве обвинителя, - политический процесс над группой «вредителей» в угольной промышленности («Шахтинское дело»). Процесс проходил в 1928 году, председательствовал Андрей Вышинский. Специальному присутствию Верховного суда РСФСР были преданы 53 специалиста старой буржуазной школы. С буржуазной школой у Крыленко были старые счёты. В своей работе «Беседы о праве и государстве» он написал: «Буржуазные учёные не могли сказать правды никогда». О себе Крыленко считал, что может доказать правду всегда.
Неутомимость Крыленко связана не только с политическими процессами, на которых он врагов не щадил. У него имелось множество увлечений, в основном – спортивных. Особенно он увлекался охотой, шахматами и альпинизмом, но и интеллектуальные занятия тоже не забывал. На груди Крыленко носил зелёную пятиконечную звезду – символ искусственного языка эсперанто («Гори, зелёная звезда, // Сияй планете обновлённой. // В лучах твоих она всегда // Пусть будет мирной и зелёной»). Его многочисленные увлечения ему припомнят, когда сочтут очередным врагом народа. Но до середины тридцатых годов в СССР он был чрезвычайно популярен. В газетах часто появлялись высказывания типа этого: «Мечом и пером, делом и пламенным словом т. Крыленко отстаивал и отстаивает партийные позиции в борьбе против врагов революции, открытых и тайных».
Крыленко не просто увлекался шахматами и альпинизмом, но и возглавлял шахматную федерацию СССР, 14 лет редактировал главный советский шахматный журнал (газету) «64», принимал участие в альпинистских восхождениях… Что же касается его увлечения охотой, то Крыленко, одновременно возглавлявшего Союз охотников и пост прокурора республики, приписывают высказывание: «Мне дан мандат и на зверей, и на людей». То, что Крыленко мог такое сказать, очень похоже на правду. Но только в очень узком кругу.
Анонимки на Крыленко в ЦК ВКП(б) и лично Сталину стали приходить с конца 1937 года. Это связывают с противостоянием двух ведущих советских юристов-силовиков – Вышинского и Крыленко. Одна из анонимок была оформлена как газетная статья. Она имела даже заголовок: «О хамах и иудах» (там было сказано, что Крыленко свойственны «неистовый крик, топанье ногами, угрозы, стопудовые остроты» и что любимым изречением наркома было «расстрелять», произносимое им через неоднократное «р-р-р» и «металлическим» («под Троцкого») голосом»). Троцкого в 37 году упомянуть надо было обязательно, чтобы добить врага. Слово «Троцкий» звучало тогда в СССР как контрольный выстрел в голову.
Инициатор трёх международных шахматных турниров в Москве Николай Крыленко эту партию проиграл с треском. Он ещё находился на свободе и продолжал руководить многочисленными федерациями и советами, однако справка на его арест уже была выписана. В ней говорилось, что Крыленко «является активным участником антисоветской организации правых и организованно был связан с Бухариным, Томским и Углановым». Якобы Крыленко «с целью расширения антисоветской деятельности насаждал контрреволюционные кадры правых в наркомате. Лично выступал в защиту участников организации и проталкивал буржуазные теории в своей практической работе». Никакая антибуржуазная риторика наркому юстиции не помогла. Ему вменялось в вину, что он специально ею прикрывается. Но главная вина Крыленко будто бы была связана с тем, что называл Сталина диктатором, загнавшим страну в тупик.
Дело было сделано. Оставалось только арестовать Крыленко и добиться от него признательных показаний.
В ночь на 1 февраля 1938 года его арестовали. 3 февраля, после соответствующей обработки, он дал признательные показания в духе тех, которых он сам добивался от других «врагов народа»: «Признаю целиком и полностью громадный вред, причиненный моей антисоветской деятельностью делу строительства социализма в СССР».
Свои признания Николай Крыленко делал совсем не на языке эсперанто. В своём заявлении на имя наркома внутренних дел Николая Ежова (его тогда ещё не расстреляли) Крыленко написал: «Я признаю себя виновным в том, что с 1930 года я являюсь участником антисоветской организации правых. С этого же года начинается моя борьба с партией и ее руководством. Антипартийные шатания я проявил еще в 1923 году по вопросу внутрипартийной демократии». Единственное, в чём он не признался, - так это в том, что имел связь с троцкистами. Но оставшихся признаний было достаточно, чтобы расстрелять того, кто «мечом и пером, делом и пламенным словом отстаивал партийные позиции в борьбе против врагов революции». Желающих отстаивать эти позиции и без Крыленко в СССР людей хватало.
Суд над Николаем Крыленко продолжался 20 минут – с 13.20 до 13.40. Можно сказать, в обеденный перерыв, между делом. Ему вынесли высшую меру наказания: расстрел с конфискацией имущества и в тот же день, 29 июля, расстреляли.
Памятники Крыленко начнут устанавливать в СССР с середины 80-х, в эпоху гласности. Переименуют и несколько улиц – в честь павшего героя революции. Появятся многочисленные публикации, прославляющие «борца со сталинизмом» Крыленко. Торжественное собрание в честь Николая Васильевича Крыленко (он же «Рено», он же «Гурняк», он же «Постников», он же «Абрамов», он же «А.Брам», он же «Абрам») будут открывать министр юстиции СССР и заместитель Генерального прокурора СССР. Они выразят пожелания, чтобы люди не забывали о «кипучей энергии одного из организаторов советской юстиции и прокуратуры».
Что ж, мы постараемся его не забыть.
Прапорщик воздушно-капельных войск –
Наводчик. Он в каптёрке наводит лоск.
По уставу весна наступает в субботу,
А пока лишь среда, и пора на охоту.
В лесу ждёт хромой одинокий лось.
Он знает, что вместе лучше, чем врозь.
Прапорщик и лось находят друг друга.
Одному из них приходится туго.
По уставу туго должно быть в четверг.
Прапорщик падает мордой в снег.
Раньше так было по пути из пивной,
Но тогда он падал на лёд спиной.
Прапорщик воздушно-капельных войск
Лежит в сугробе и морозит мозг.
По уставу мозг отключают во вторник.
До тех пор прапорщик – вольный охотник,
Ударивший в снег медным лицом.
Голова – в кустах, грудь – колесом.
На груди медаль «За возвращение Кипра».
На лице – удивление крупного калибра.
Хромой лось перехитрил без труда.
Прапорщик в снегу сгорает от стыда.
В ближнем бою он давно уже не тот.
Враги кругом. Лось у ворот.
Прапорщик воздушно-капельных войск
Привык к тому, что ему капают на мозг.
После ближнего боя вдаль уходит лось.
Лось передумал: лучше всё же врозь.
Напоследок прапорщик выпивает три из трёх
И произносит свой девиз: «Чтоб ты сдох!»